"Мне "Батаклан" запомнился не только кошмарным концом этого инцидента, но и тем, что даже некоторые оппозиционеры призвали народ сплотиться вокруг Олланда и не слушать врагов.
На такие ошибки никто не имеет права. Они людям жизни стоят. Олланду, чтобы решиться на такую ликвидацию собственных ни в чем неповинных заложников (своих избирателей, кстати), нужно было массовое согласие и журналистский консенсус.
Заложники были избирателями Олланда. Они ничем перед ним не провинились. И тем не менее с ними покончили. Но на это надо было решиться. И отвагу для подобного шага Олланд почерпнул именно из реакции общества, которое не подвигло его к тому, чтобы он сам пошел туда, вышел из лимузина и сказал: «Ребята, отпустите всех, я сам пришел, я виноват в этой войне, пожалуйста, берите меня, а их отпустите». Это было бы благородно, это было бы великодушно, это было бы красиво, но он этого не сделал. И демократов, которые толпились у этого ограждения, тех, кому действительно там надо было быть, даже не пропустили за оцепление. У них не было возможности поговорить с сирийцами. И уж тем более никто не пропустил туда меня. Если бы заложники кому-то были нужны, если бы кто-то хотел их спасать, то французская антитеррористическая служба должна была прежде всего взять машину, объехать всех правозащитников, затолкать их в эту машину, в автобус, привезти к этому Центру и запустить внутрь. Вот, пожалуйста, ваши подзащитные, идите и с ними разговаривайте.
И до чего-то мы бы с ними договорились. Надо было брать тех, кто поддерживает идею независимости Исламского государства, надо было брать именно врагов французского империализма и пускать их на переговоры. А не самим туда ходить, потому что это было абсолютно бесполезно. Когда я поняла, что они ничего делать не будут, мне в этот момент как раз позвонила жена Абдельхамида Абауда. И, в полном ужасе от происходящего, потому что и ей было понятно, что развязка будет за счет мусульман и станет концом его приличной репутации, и что все свалят на мусульман, стала спрашивать, что делать. Ясное дело: убьет французская власть, а отвечать будут мусульмане из поколения в поколение. И я придумала очень хороший план, который позволил бы спасти всех заложников. Но телефон у меня прослушивают спецслужбы. И они этот наш разговор слышали, и нам не хватило времени.
Я бы им предложила потребовать, чтобы вместо ни в чем не повинных заложников к ним явились лица, ответственные за развязывание сирийской войны, генералы, которые там воевали. Те, кто подливал масла в огонь. В обмен на них они бы согласились отпустить заложников. Понятно и ежу, что абсолютное большинство не явилось бы. И это был бы очень большой козырь для мусульман. Смотрите, какие они трусы, эти представители власти, эти представители истеблишмента, смотрите. Франция, смотри: они не хотят спасать ни в чем не повинных граждан, они трусы, они способны убивать только женщин и детей, они не воины, они подонки. Ну а дальше — хорошая пресс-конференция, которую я помогла бы им провести, и отпускают всех женщин. Потом приглашают правозащитников и отпускают всех мужчин. А мы с ними летим, куда они собираются, в Турцию или в Эмираты. Такой происходит размен. Все заложники живы. Но этот разговор слушали спецслужбы И в эту ночь они начали. Я ее предупредила жену Абдельхамида: скажите ему, что они покончат с заложниками, а отвечать будут мусульмане. У нас был реальный шанс спасти всех заложников.
И знаешь, что меня еще потрясло в этой истории? Ироническая выходка Абдельхамида Абауда (вполне в его вкусе), когда он потребовал, чтобы родственники заложников сходили на антивоенную демонстрацию. Иначе они всех с утра расстреляют. И люди, которые никогда в жизни не ходили (когда надо было ходить, когда было еще время ходить) на антивоенные демонстрации, пошли на гражданскую акцию под страхом смерти. То есть силой пришлось выталкивать, с помощью шантажа, а без шантажа они не ходили и не помышляли об этом. Это очень зловещая ирония, и она прекрасно характеризует ту протоплазму, которую принято называть французским народом".
Ссылка на это выступление совести французского народа.