Если смотреть на украинские события не с точки зрения частного человека, переживающего трагедию разделения некогда единого мира, но с точки зрения исторической необходимости, жестокой и беспощадной, то нельзя не признать их обоснованность, не лишённую, впрочем, заметной запоздалости.

Что происходит на Украине последние два года? На Украине – с болью и немалой кровью – идёт процесс выстраивания отношений с соседними государствами, прежде всего с Россией, возникшими в рамках очередного переформатирования восточноевропейского пространства.

Такое уже случалось не раз, однако, за давностью лет, мы с трудом можем представить, что происходило на этих просторах в Десятом, Тринадцатом, Четырнадцатом или Семнадцатом веках. Чуть лучше мы представляем себе, что было чуть менее ста лет назад – когда рушилась империя Романовых и возникал Советский Союз.

Если пробежаться по всем этим сломам, то тут же выяснится, что основным содержанием возникающих на территории «вечной Восточной Европы» процессов было выстраивание отношений между новым центром силы и периферией.

Это выстраивание не было и не могло быть простым (достаточно вспомнить долгую и трудную историю притирания Финляндии и СССР, насчитывающую несколько вооружённых конфликтов – в рамках крупных коалиций и без), но оно, в любом случае, было неизбежным: менялись правила и игры и эти изменения приходилось искать и претворять в рамках быстротекущего процесса.

Если же перейти от геополитической теории масштабных трансформаций постимперских стран и обратиться непосредственно к Украине, то обнаружится, что та важнейшая задача, которая стояла перед ней на протяжении всех последних двадцати с лишним лет, не была решена.
Говоря проще, Украина, которая рано или поздно должна была осознать своё положение в качестве нижней, все эти годы занималась чем угодно, кроме правильного позиционирования себя на постсоветском пространстве.

Остальные бывшие республики СССР, кто раньше, кто позже, определился со своим статусом. Прибалтийские страны выбрали путь нижних Запада и ушли, как сейчас мнится, с концами. Прочие десять государств сумели адекватно оценить свои возможности и возможности России, чтобы так или иначе встроиться в складывающийся новый порядок.

У каждой из этих десяти стран была своя дорога, зачастую весьма драматичная, когда надо было столкнуться с очень серьёзными проблемами, чтобы понять, что следует знать своё место и не пытаться дразнить Кремль.

Самый тяжёлый случай был, пожалуй, с Грузией, которая дольше всех стремилась доказать свою состоятельность и право игнорировать мнение Москвы. Грузины, в конце концов, перебесились, и сейчас на этом направлении царят удивительные тишина и спокойствие, хотя ещё семь лет назад казалось, что мы обречены на вечную вражду.

Теперь настал черёд Украины, которая все эти годы не хотела определяться, полагая про себя, что она, как минимум, равновелика России, а то и превосходит её. Для таких настроений основания, разумеется, были.

Если сравнить наши страны на момент распада СССР, то обнаружится, что положение Украины, имевшей солидный экономический, военный, культурный потенциал, компактную территорию, однородное население и лишённой горячих точек, было гораздо лучше.

Если добавить к этому, что, по числу жителей, Украина составляла чуть больше трети РСФСР, то самомнение украинцев становится окончательно понятным: размазанные на семнадцать миллионов квадратных километров русские просто теряются на своих просторах.
Соответственно, пребывая в таком убеждении, было очень трудно, если не невозможно, приноравливаться к новым условиям: «Россия претендует на первенство в СНГ, но чем она лучше нас? На самом деле, это мы, украинцы, с нашей любовью к свободе и европейскими корнями, должны быть на первом месте. Россию спасает только ядерное оружие, но это…»

Этот стереотип, который с каждым годом становился всё более опасным для украинского менталитета (разрыв между странами, если судить по динамике ВВП, всё более увеличивался; Россия сумела вернуться на уровень 1990 года, Украина нет), необходимо было сломать.
Однако поводов, чтобы это сделать, не возникало. Нет, иногда случались межгосударственные размолвки, которые могли бы стать прологом к выяснению отношений по всей их гамме (сбитый Ту-154; коса Тузла; первый Майдан; Август 2008; газовые тяжбы), но каждый раз, после возгонки градуса, конфликт наскоро заметали под ковёр – чтобы, не дай Бог, не рвануло.

Наверное, такая тактика была верной: России ещё предстояло внутренне мобилизоваться для самого важного для себя разбирательства, выступив единым фронтом. Однако вечно оттягивать было нельзя: ссора, как и в семейной жизни, – это не только нервотрёпка, но и способ заявить о своих претензиях и пересмотреть привычные схемы.

Виктор Янукович очень вовремя сорвал подписание соглашение об ассоциации с Евросоюзом, и понеслось… Несётся до сих пор, и конца пока не видно. Однако очевидно, что рано или поздно это выяснение отношений завершится, вылившись в создание правильной иерархии в «Большой Восточной Европе», где все будут занимать свои места согласно удельному весу, а не застарелым амбициям.

Когда же это произойдёт? Тогда, когда Украина, смирившись и осознав своё поражение, признает себя нижней – не формально, чтобы обмануть Кремль, но внутренне, когда прекратятся всякие разговоры о реванше и территориальные изменения будут де-факто признаны.
Как скоро это случится? Временные рамки задавать – занятие неблагодарное, Грузии, например, понадобилось полтора-два года, считая от ухода Саакашвили с поста президента, но кое-какие намётки дать уже можно.

Процесс отрезвления Украины не является одномоментным, он распадается на несколько фаз, более того, часть из них уже пройдена. Нет, речь не идёт о Крыме и мартовском референдуме, эти события украинское сознание не поколебали: ничтожность государственности, утратившей за фу-фу целый регион, была списана на предательство «попередников» и коварство России, нанёсшей удар в спину.

Первый толчок к возвращению адекватности – это Иловайск и, в более широком смысле, бессилие Збройных сил, ключевого державного института, на поле боя. После череды унизительных разгромов очевидно, что украинская армия, как военная сила, не существует.

Второй толчок – это операция России в Сирии. В то время как ВСУ пребывают в ничтожестве, т.е. не способны решать задачи по сохранению государственного порядка, Российская армия демонстрирует мощь, слаженность, организованность и громадные возможности.
Т.е., на сопоставлении двух этих обстоятельств, рождается чёткое убеждение: «У России, которую после Чеченской войны мы считали колоссом на глиняных ногах, армия есть, и она лихо воюет, а у нас армии нет, и, в случае вторжения русских, нас просто разнесут – никакая НАТО не успеет».

Третий толчок – внешнеполитический и связан с провалом ожиданий от евроинтеграции. Он ещё впереди, но его воздействие может оказаться чрезвычайно сильным, поскольку до сих пор готовность украинцев нести вызванные Революцией достоинства многочисленные жертвы была вызвана, в том числе, и убеждением, что стоит дожить до первых результатов этой интеграции и всё чудесным образом изменится. Не изменится – и это станет ударом.

Четвёртый толчок, который опять-таки в будущем, это – разочарование в связи с внутренней политикой, когда складывающаяся система власти, порождённая победой Майдана, будет точным воспроизведением предыдущего режима, от которого Майдан якобы навсегда избавил страну.

Наложение всех этих четырёх толчков и даст искомый эффект отрезвления, но не раньше, поскольку украинцы должны наглядно убедиться, что они проиграли повсюду, что бессмысленно упрямствовать и отказываться от своего законного места: нижняя нация должна находиться там, где ей положено.