Предзимних грибов охолонь,
Огонь истребительный сосен,
Зелёный от злобы огонь.
Я помню: топорщится иней,
Темна и густа полынья, -
Кричу я, качаясь на льдине:
- Да ты же не любишь меня! -
А женщина смотрит угрюмо
И стынет в глазах у неё
Больная старинная дума:
Как в детях продлить бытиё...
Россия!.. Поэт на поэте,
На воре, естественно, вор, -
Совали, как хилые дети,
Головки под скользкий топор.
Но ветры вернулись на круги,
Сомкнулись досада и глушь,
И взвились друзья и подруги
Кострами истраченных душ.
Я думаю зло и устало,
Что был из числа запевал, -
Как часто меня осеняло,
Как просто я всё забывал!
И снова
Холодный и ржавый
Сечёт листобой зеленя...
Россия, больная держава,
Да ты же не любишь меня!
И год, как тогда, високосен,
И злобные сосны кругом,
И снова беззвучная осень ...
О, Русь! Ты уже за холмом.
1992
* * *
Все движется к темному устью.
Когда я очнусь на краю,
Наверное, с резкою грустью
Я родину вспомню свою.
Что вспомню я? Черные бани
По склонам крутых берегов,
Как пели обозные сани
В безмолвии лунных снегов.
Как тихо суслоны пшеницы
В полях покидала заря,
И грустные, грустные птицы
Кричали в конце сентября.
И нехотя так на суслоны
Садились, клевали зерно, —
Что зерна? Усталым и сонным,
Им было уже все равно.
Я помню, как с дальнего моря
Матроса примчал грузовик,
Как в бане повесился с горя
Какой-то пропащий мужик.
Как звонко, терзая гармошку,
Гуляли под топот и свист,
Какую чудесную брошку
На кепке носил гармонист...
А сколько там было щемящих
Всех радостей, болей, чудес,
Лишь помнят зеленые чащи
Да темный еловый лес!
