ivkonstant at Двадцатипятилетие Беловежского сговора (из воспоминаний)Заседание Верховного Совета в тот день – 12 декабря 1991 года открылось ровно по расписанию – в 10.00. В президиуме восседали Ельцин и Хасбулатов – Руслан Имранович на председательском месте, а Борис Николаевич, скромно, несколько в сторонке – разделение властей, понимаешь!
Зал был битком набит депутатами: на заседание съехались не только члены Верховного Совета (они-то, как раз, явились не все – самые осторожные проголосовали ногами), но и многие депутаты Съезда, что поактивней. Общий настрой казался приподнятым, чуть ли не праздничным: на лицах самых ярых «демократов» играли плохо скрываемые улыбки победителей – как же – Карфаген, наконец, разрушен!
-- Уважаемые депутаты! – буднично начал Хасбулатов, - «О Соглашении о создании Содружества Независимых Государств» - выступление Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина.
Ельцин выглядел уверенным в себе.
-- Седьмого – восьмого декабря произошли события принципиальной важности.
Главы государств Беларуси, Российской Федерации и Украины после напряженных переговоров заключили Соглашение о создании Содружества Независимых Государств!
Еще два года назад стало ясно, что союзные структуры не способны к коренному обновлению. Наоборот, свои последние жизненные силы командная система бросила на сохранение своего всевластия, стала главным препятствием реформ.
И дальше Борис Николаевич начал подробно рассказывать, как много сил приложило руководство России и он лично, чтобы спасти распадающийся Союз, но все оказалось напрасным, из-за интриг и коварства Горбачева и его команды. События приобрели неуправляемый характер и, чтобы взять ситуацию под контроль, и было подписано Беловежское соглашение.
-- Была найдена единственно возможная формула совместной жизни в новых условиях, - продолжил президент, внимательно оглядев зал, словно стараясь заручиться поддержкой своих фанатов, - Содружество независимых Государств, а не государство, где никто не имеет независимости.
Депутаты молча слушали рассказ о разгроме страны, где все они родились, выросли и стали народными избранниками, не раздалось ни хлопков одобрения, и криков возмущения. А Ельцин, между тем, обещал, обещал и обещал: сохранить единое командование вооруженными силами, общую денежную систему, единое экономическое и правовое пространство.
Я огляделся по сторонам: священник Глеб Якунин, шевеля губами, повторял за Ельциным каждое слово, особенно энергично, когда президент заговорил о «смерти Конституции СССР, не отрываясь, восторженными лазами глядела на своего кумира Белла Куркова.
Но встречались и другие лица: задумчиво жевал губами видавший виды Николай Травкин, недовольно морщился многоопытный юрист Владимир Исаков, с трудом сдерживал негодование горячий Сергей Бабурин. Да и я тоже не находил себе места, и едва Ельцин закончил, бросился к ближайшему микрофону.
-- Борис Николаевич! Соглашение, подписанное руководителями трех республик, явно носит конституционный характер, то есть требует внесения изменений в Конституцию РСФСР. И в этой связи у меня вопрос. Правомочен ли Верховный Совет ратифицировать данное Соглашение и не следует ли по этому вопросу обратиться в Конституционный суд России?
Вопрос был с подковыркой: Верховный Совет не имел права вносить изменения в Конституцию, и Ельцин прекрасно это понимал. Как и то, что стремившийся продемонстрировать свою независимость Конституционный суд ни за что не признает состряпанное на коленке Беловежское соглашение соответствующим Конституции. Руслан Хасбулатов попытался вывести президента из-под удара:
-- Ну, может быть, это вопрос к юристам?
Но Ельцин уже закусил удила. Он состроил недовольную гримасу и взмахом руки отверг предлагаемую помощь:
-- Не считаю, - пристукнув кулаком по трибуне, прорычал президент, - Верховный Совет правомочен ратифицировать и соглашения между республиками, тем более – Соглашение между тремя республиками.
Хасбулатов внезапно засуетился:
-- Последний вопрос. Пятый микрофон.
Последний вопрос касался пенсионного обеспечения военнослужащих и сразу снижал накал обсуждения. Ельцин привычно пообещал эту проблему «отрегулировать» и поспешно покинул трибуну.
Его место занял главный советник президента по юридическим вопросам Сергей Шахрай, который сразу вступил со мной в полемику:
-- В статье 104 о компетенции Съезда народных депутатов - нет полномочий ратифицировать заключенные договоры, - уговаривал он депутатов.
Это была прямая ложь: действующая тогда Конституция позволяла Съезду принять к рассмотрению любой вопрос, относившийся к ведению Российской Федерации. Уж кто-кто, а опытный правовед Шахрай знал это лучше других. Поэтому он не стал задерживаться на этой скользком месте, а сразу перешел к примату международного права над национальным.
-- Вы также знаете, что несоответствие норм национального права заключаемому договору не является препятствием для заключения договора, - пудрил он мозги наивным слушателям.
-- Чушь! – обернулся ко мне Владимир Исаков, - международные соглашения вступают в силу только после их ратификации, - а ратифицировать это соглашение вправе только Съезд, поскольку оно касается вопросов национально-государственного устройства. Исключительная компетенция Съезда – Шахрай ведет себя как наперсточник.
А на трибуне уже красовался министр иностранных дел Андрей Владимирович Козырев. Лицо этого человека производило странное впечатление: широко распахнутые серые глаза, казалось, должны были свидетельствовать об искренности их владельца. Но в данном конкретном случае в них светилась лишь спокойная, уверенная в своих силах наглость.
К микрофону с трудом пробился Михаил Астафьев.
-- Из глубин Беловежской пущи можно отменить Конституцию СССР, как сейчас нам объяснили, можно отменить Конституцию РСФСР и нарушить президентскую клятву. Но, скажите Вы, как министр иностранных дел, можно ли отменить устав Организации объединенных наций, который гласит, что членами ООН могут быть только государства, а не Содружества.
Кто займет место СССР в Совете безопасности ООН?
Козырев заюлил и начал рассказывать о «положительной реакции международного сообщества и, прежде всего, США на подписание соглашения», потом заговорил о реформе ООН и, наконец, признался, что он не может ответить на поставленный вопрос. А когда другой депутат поинтересовался у министра, каково будущее единой советской армии, решительно вмешался Хасбулатов:
-- Все, все. Отключите пятый микрофон.
Но тут получил слово Сергей Бабурин.
-- У меня вопрос к министру иностранных дел. Можете ли Вы привести пример какого либо договора, ратифицированного страной, вопреки действующей в ней Конституции?
-- Некоторые вопросы носят концептуально-философский характер, - развел руками Козырев, - Мы не можем абсолютизировать суверенитет. Есть международное право, ООН.
-- Тьфу, пустобрех! – раздраженно выругался Тюменский депутат Николай Павлов, - Так и не ответил ни на один вопрос.
-- Уважаемые депутаты, - запел свою заунывную песню председательствующий, - Вопросы повторяются. Переходим к обсуждению.
Прошу записываться для выступлений. Сколько времени отведем для обсуждения? Один час хватит?
-- Пятьдесят минут, - выкрикнул из зала какой-то торопливый депутат, - Чего тут обсуждать? Голосовать надо!
-- Пятьдесят минут все-таки, маловато, - вальяжно изрек Хасбулатов, - давайте – один час.
-- Руслан Имранович! – пытался вразумить председателя Бабурин, - Я уверен, что все присутствующие понимают, о каком историческом решении идет речь. Политики вновь предают свой народ. Пятьдесят минут – это ни в какие рамки не укладывается. Минимум два часа.
-- Сергей Николаевич, - прервал его Хасбулатов, - может быть, начнем обсуждать? А там, если у депутатов будет желание продлить, поставим на голосование. Слово предоставляется депутату Шейнису.
Шейнис, поправив красивым жестом очки в золотистой оправе, обрушился на «отдельных товарищей, которые пытаются затянуть и сорвать ратификацию судьбоносного Соглашения».
-- Задумайтесь о возможных последствиях! - стращал нас Виктор Леонидович.
-- На что он намекает? – растерянно посмотрел на меня Аксючиц, - Репрессиями грозит?
-- Хватит! – тут же понеслись возгласы из зала, - Устали!
-- Ну, все, - подвел черту Хасбулатов, - Давайте голосовать. Призываю ратифицировать Соглашение. Не ошибитесь кнопкой, уважаемые депутаты.
-- Поименно! – разнесся чей-то зычный бас.
-- Пожалуйста, - согласился Руслан Имранович, - голосуем поименно.
В целом, или за основу?
-- За основу, - настаивал Бабурин, надеясь с помощью поправок вдохнуть в Соглашение какой-то человеческий смысл.
-- Не возражаю, - невозмутимо согласился Руслан Имранович, - давайте «за основу».
Гнев выкинул меня из кресла: я кинулся вперед и, растолкав удивленных коллег, вцепился в рифленую поверхность микрофона.
-- Чем мы здесь занимаемся, - закричал я не своим голосом, - это нарушение конституции! Мы не имеем права ставить этот вопрос на голосование! Это издевательство над законом.
-- Отключите первый микрофон, - спокойно распорядился Хасбулатов.
-- Это нарушение регламента!
-- Не слышу, - усмехнулся председатель.
И тогда, во всю силу легких, я крикнул ему:
-- Есть люди, которые начинают слышать только тогда, когда им отрезают уши!
Он услышал, я понял это по глазам, и по неуверенному движению плечами - чуть смутился, но тут же взял себя в руки.
-- Прошу голосовать.
Быстро вернувшись на место, я успел нажать кнопку «Против».
-- «За» - 185, «Против» - 5, «Воздержалось» - 6, - считал Хасбулатов данные с электронного табло. Принято за основу. Но, что уж мы будем останавливаться на полдороге? Ратификация всегда голосуется «в целом».
Кто за то, чтобы принять постановление в целом?
-- Протестую, - раздался слабый голос из зала, - Я вносил поправки. По регламенту они должны быть проголосованы.
-- Голосуем, - не обращая внимания на крики, гнул свою линию председательствующий, - Поактивней пожалуйста!
Так: «За» - 188, «Против» - 6, «Воздержалось» - 7 человек.
Принято. Поздравляю с принятием исторического решения!
В стенограмме заседания Верховного Совета в этом месте имеется пометка:
«Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают». Но встали, конечно, не все. Проголосовавшие против, продолжали сидеть, уныло глядя в пол. Советского Союза больше не было.
-- Бобик сдох, - торжествующе прошипел кто-то в зале.
А я представлял, что сейчас чувствует моя мать и думал, что она, наверняка, в шоке.
Зал был битком набит депутатами: на заседание съехались не только члены Верховного Совета (они-то, как раз, явились не все – самые осторожные проголосовали ногами), но и многие депутаты Съезда, что поактивней. Общий настрой казался приподнятым, чуть ли не праздничным: на лицах самых ярых «демократов» играли плохо скрываемые улыбки победителей – как же – Карфаген, наконец, разрушен!
-- Уважаемые депутаты! – буднично начал Хасбулатов, - «О Соглашении о создании Содружества Независимых Государств» - выступление Президента Российской Федерации Бориса Николаевича Ельцина.
Ельцин выглядел уверенным в себе.
-- Седьмого – восьмого декабря произошли события принципиальной важности.
Главы государств Беларуси, Российской Федерации и Украины после напряженных переговоров заключили Соглашение о создании Содружества Независимых Государств!
Еще два года назад стало ясно, что союзные структуры не способны к коренному обновлению. Наоборот, свои последние жизненные силы командная система бросила на сохранение своего всевластия, стала главным препятствием реформ.
И дальше Борис Николаевич начал подробно рассказывать, как много сил приложило руководство России и он лично, чтобы спасти распадающийся Союз, но все оказалось напрасным, из-за интриг и коварства Горбачева и его команды. События приобрели неуправляемый характер и, чтобы взять ситуацию под контроль, и было подписано Беловежское соглашение.
-- Была найдена единственно возможная формула совместной жизни в новых условиях, - продолжил президент, внимательно оглядев зал, словно стараясь заручиться поддержкой своих фанатов, - Содружество независимых Государств, а не государство, где никто не имеет независимости.
Депутаты молча слушали рассказ о разгроме страны, где все они родились, выросли и стали народными избранниками, не раздалось ни хлопков одобрения, и криков возмущения. А Ельцин, между тем, обещал, обещал и обещал: сохранить единое командование вооруженными силами, общую денежную систему, единое экономическое и правовое пространство.
Я огляделся по сторонам: священник Глеб Якунин, шевеля губами, повторял за Ельциным каждое слово, особенно энергично, когда президент заговорил о «смерти Конституции СССР, не отрываясь, восторженными лазами глядела на своего кумира Белла Куркова.
Но встречались и другие лица: задумчиво жевал губами видавший виды Николай Травкин, недовольно морщился многоопытный юрист Владимир Исаков, с трудом сдерживал негодование горячий Сергей Бабурин. Да и я тоже не находил себе места, и едва Ельцин закончил, бросился к ближайшему микрофону.
-- Борис Николаевич! Соглашение, подписанное руководителями трех республик, явно носит конституционный характер, то есть требует внесения изменений в Конституцию РСФСР. И в этой связи у меня вопрос. Правомочен ли Верховный Совет ратифицировать данное Соглашение и не следует ли по этому вопросу обратиться в Конституционный суд России?
Вопрос был с подковыркой: Верховный Совет не имел права вносить изменения в Конституцию, и Ельцин прекрасно это понимал. Как и то, что стремившийся продемонстрировать свою независимость Конституционный суд ни за что не признает состряпанное на коленке Беловежское соглашение соответствующим Конституции. Руслан Хасбулатов попытался вывести президента из-под удара:
-- Ну, может быть, это вопрос к юристам?
Но Ельцин уже закусил удила. Он состроил недовольную гримасу и взмахом руки отверг предлагаемую помощь:
-- Не считаю, - пристукнув кулаком по трибуне, прорычал президент, - Верховный Совет правомочен ратифицировать и соглашения между республиками, тем более – Соглашение между тремя республиками.
Хасбулатов внезапно засуетился:
-- Последний вопрос. Пятый микрофон.
Последний вопрос касался пенсионного обеспечения военнослужащих и сразу снижал накал обсуждения. Ельцин привычно пообещал эту проблему «отрегулировать» и поспешно покинул трибуну.
Его место занял главный советник президента по юридическим вопросам Сергей Шахрай, который сразу вступил со мной в полемику:
-- В статье 104 о компетенции Съезда народных депутатов - нет полномочий ратифицировать заключенные договоры, - уговаривал он депутатов.
Это была прямая ложь: действующая тогда Конституция позволяла Съезду принять к рассмотрению любой вопрос, относившийся к ведению Российской Федерации. Уж кто-кто, а опытный правовед Шахрай знал это лучше других. Поэтому он не стал задерживаться на этой скользком месте, а сразу перешел к примату международного права над национальным.
-- Вы также знаете, что несоответствие норм национального права заключаемому договору не является препятствием для заключения договора, - пудрил он мозги наивным слушателям.
-- Чушь! – обернулся ко мне Владимир Исаков, - международные соглашения вступают в силу только после их ратификации, - а ратифицировать это соглашение вправе только Съезд, поскольку оно касается вопросов национально-государственного устройства. Исключительная компетенция Съезда – Шахрай ведет себя как наперсточник.
А на трибуне уже красовался министр иностранных дел Андрей Владимирович Козырев. Лицо этого человека производило странное впечатление: широко распахнутые серые глаза, казалось, должны были свидетельствовать об искренности их владельца. Но в данном конкретном случае в них светилась лишь спокойная, уверенная в своих силах наглость.
К микрофону с трудом пробился Михаил Астафьев.
-- Из глубин Беловежской пущи можно отменить Конституцию СССР, как сейчас нам объяснили, можно отменить Конституцию РСФСР и нарушить президентскую клятву. Но, скажите Вы, как министр иностранных дел, можно ли отменить устав Организации объединенных наций, который гласит, что членами ООН могут быть только государства, а не Содружества.
Кто займет место СССР в Совете безопасности ООН?
Козырев заюлил и начал рассказывать о «положительной реакции международного сообщества и, прежде всего, США на подписание соглашения», потом заговорил о реформе ООН и, наконец, признался, что он не может ответить на поставленный вопрос. А когда другой депутат поинтересовался у министра, каково будущее единой советской армии, решительно вмешался Хасбулатов:
-- Все, все. Отключите пятый микрофон.
Но тут получил слово Сергей Бабурин.
-- У меня вопрос к министру иностранных дел. Можете ли Вы привести пример какого либо договора, ратифицированного страной, вопреки действующей в ней Конституции?
-- Некоторые вопросы носят концептуально-философский характер, - развел руками Козырев, - Мы не можем абсолютизировать суверенитет. Есть международное право, ООН.
-- Тьфу, пустобрех! – раздраженно выругался Тюменский депутат Николай Павлов, - Так и не ответил ни на один вопрос.
-- Уважаемые депутаты, - запел свою заунывную песню председательствующий, - Вопросы повторяются. Переходим к обсуждению.
Прошу записываться для выступлений. Сколько времени отведем для обсуждения? Один час хватит?
-- Пятьдесят минут, - выкрикнул из зала какой-то торопливый депутат, - Чего тут обсуждать? Голосовать надо!
-- Пятьдесят минут все-таки, маловато, - вальяжно изрек Хасбулатов, - давайте – один час.
-- Руслан Имранович! – пытался вразумить председателя Бабурин, - Я уверен, что все присутствующие понимают, о каком историческом решении идет речь. Политики вновь предают свой народ. Пятьдесят минут – это ни в какие рамки не укладывается. Минимум два часа.
-- Сергей Николаевич, - прервал его Хасбулатов, - может быть, начнем обсуждать? А там, если у депутатов будет желание продлить, поставим на голосование. Слово предоставляется депутату Шейнису.
Шейнис, поправив красивым жестом очки в золотистой оправе, обрушился на «отдельных товарищей, которые пытаются затянуть и сорвать ратификацию судьбоносного Соглашения».
-- Задумайтесь о возможных последствиях! - стращал нас Виктор Леонидович.
-- На что он намекает? – растерянно посмотрел на меня Аксючиц, - Репрессиями грозит?
-- Хватит! – тут же понеслись возгласы из зала, - Устали!
-- Ну, все, - подвел черту Хасбулатов, - Давайте голосовать. Призываю ратифицировать Соглашение. Не ошибитесь кнопкой, уважаемые депутаты.
-- Поименно! – разнесся чей-то зычный бас.
-- Пожалуйста, - согласился Руслан Имранович, - голосуем поименно.
В целом, или за основу?
-- За основу, - настаивал Бабурин, надеясь с помощью поправок вдохнуть в Соглашение какой-то человеческий смысл.
-- Не возражаю, - невозмутимо согласился Руслан Имранович, - давайте «за основу».
Гнев выкинул меня из кресла: я кинулся вперед и, растолкав удивленных коллег, вцепился в рифленую поверхность микрофона.
-- Чем мы здесь занимаемся, - закричал я не своим голосом, - это нарушение конституции! Мы не имеем права ставить этот вопрос на голосование! Это издевательство над законом.
-- Отключите первый микрофон, - спокойно распорядился Хасбулатов.
-- Это нарушение регламента!
-- Не слышу, - усмехнулся председатель.
И тогда, во всю силу легких, я крикнул ему:
-- Есть люди, которые начинают слышать только тогда, когда им отрезают уши!
Он услышал, я понял это по глазам, и по неуверенному движению плечами - чуть смутился, но тут же взял себя в руки.
-- Прошу голосовать.
Быстро вернувшись на место, я успел нажать кнопку «Против».
-- «За» - 185, «Против» - 5, «Воздержалось» - 6, - считал Хасбулатов данные с электронного табло. Принято за основу. Но, что уж мы будем останавливаться на полдороге? Ратификация всегда голосуется «в целом».
Кто за то, чтобы принять постановление в целом?
-- Протестую, - раздался слабый голос из зала, - Я вносил поправки. По регламенту они должны быть проголосованы.
-- Голосуем, - не обращая внимания на крики, гнул свою линию председательствующий, - Поактивней пожалуйста!
Так: «За» - 188, «Против» - 6, «Воздержалось» - 7 человек.
Принято. Поздравляю с принятием исторического решения!
В стенограмме заседания Верховного Совета в этом месте имеется пометка:
«Бурные, продолжительные аплодисменты. Все встают». Но встали, конечно, не все. Проголосовавшие против, продолжали сидеть, уныло глядя в пол. Советского Союза больше не было.
-- Бобик сдох, - торжествующе прошипел кто-то в зале.
А я представлял, что сейчас чувствует моя мать и думал, что она, наверняка, в шоке.
