«Вот ваша рукопись, — вдруг проговорил Васильев, насупив брови и протягивая ему папку. — Берите. Никакой речи не может быть о том, чтобы я был причастен к её напечатанию. Я полагал, что это серьёзный труд, а оказывается, что это беспардонная, антиобщественная, озорная отсебятина. Я удивляюсь вам".
"Ну, это, положим, глупости", — сказал Фёдор Константинович.
"Нет, милостивый государь, вовсе не глупости, — взревел Васильев, гневно перебирая вещи на столе, катая штемпель, меняя взаимоположение безответных, случайно и без всяких надежд на постоянство счастья сочетавшихся книг "для отзыва". — Нет, милостивый государь! Есть традиции русской общественности, над которыми честный писатель не смеет глумиться. Мне решительно всё равно, талантливы вы или нет, я только знаю, что писать пасквиль на человека, страданиями и трудами которого питались миллионы русских интеллигентов, недостойно никакого таланта. (...)»
Набоков, безусловно, велик. Да и смел.
Просто взять и прямым текстом заявить, что икона русского т.н. «освободительного движения», человек, на чей дагерротип едва ли не молились поколения истомлённых курсисток, являлся в реальности просто человеческим отбросом — даже и в 1920-е годы, даже и в эмиграции, требовало определённой отваги.
Не знаю только, мог ли В.В.Набоков, при всей силе своего таланта, предположить, что со временем точно так же препарировать (как он бабочек) станут и его горячо любимого отца, да и всю партию к.-д., она же ПНС, и вообще всю "русскую демократию", с её Выборгскими воззваниями, банкетными кампаниями и всем этим прочим?
А препарировав, предложат положить их всех в тот же самый мусорный ящик русской истории, в который он сам — так смело, но справедливо — отправил Чернышевского?