«Амнистия времени»
Чтобы узнать адрес Элпидина, который я за 15 лет забыл, я отправился, конечно, в столовую [большевистский клуб в Женеве].
— Вы, русские, — говорил мне как-то революционер-иностранец, — самый способный к революции народ. Вы все умеете делать революционным. Даже столовые. У вас от самого супа динамитом начинает пахнуть.
В столовой за стаканом молока сидел молодой человек с издерганным лицом, в шитой малороссийской рубашке, с видом медленно и трудно поправляющегося тяжело-больного. За соседним столом сидели две молодые женщины. Я спросил смело:
— Будьте добры сказать мне адрес Элпидина.
Все трое переглянулись.
— Элпидина?
— Ну да, Элпидина. Надеюсь, это не секрет.
— Позвольте, — сказал молодой человек в малороссийской рубашке, — может быть, он здесь под какой-нибудь другой фамилией? Здесь обыкновенно принято...
— Виноват. Тут недоразумение. Я ищу Элпидина, — издателя Элпидина. Неужели вы никогда не слыхали этой фамилии?
— Элпидина! — с недоумением пожал плечами молодой человек.
— Элпидина! — с недоумением пожала плечами молодая девушка, сидевшая за шитьем.
— Элпидина! — пожала плечами девушка в пенснэ.
И все в один голос ответили:
— Нет!
Мне это начинало казаться похожим на какой-то сон. Странный, невероятный.
— Да он кто? Социал-демократ, или социал-революционер?
«Приходский вопрос».
Русью пахнуло.
— Сударыня, он — старый революционер!
Я хотел кольнуть молодую революционерку. Но мне вспомнилась фраза одного революционера:
«В революции нет ветеранов. Или сегодняшняя сила, или инвалид. Сразу!»
И грустно стало на душе.
— Да он что издавал, этот Элпидин ?
— Что он издавал? Господа! Да он издал все, что только было революционного!
Они с недоумением глядели на меня.
Я с недоумением смотрел на них.
Так два поколения смотрят друг на друга и не узнают.
А мне еще нет пятидесяти.
Революция забыла об Элпидине.
А явись он, скажем, в Россию, его сейчас же восстановят во всех правах:
— Революционер.
И человека, имени которого не помнят даже революционеры, посадят, как революционера.
Так что сами революционеры удивятся.
Кто такой? Новичок?
Революционная давность прошла.
Но с нею не считаются жандармы.
