rms1 at Оберег русской культурыЧитаю Иванова Разумника "Тюбрьмы и ссылки. Автор замечает чем прирастал Израиль:
"Лазарь Коган (следователь ЧК, ведший дело Иванова Рузмника - rms1), например, был неплохо знаком с русской литературой и оказался собирателем разных литературных материалов; в его собрание перешло, надо думать, немало рукописей из моего архивного шкала, начиная с автографов Есенина и Клюева. Допросы он чередовал многоразличными литературными экскурсами. Один из его рассказов ("Сказочная история") я записал в своей книге "Писательские Судьбы". Как-то раз он принес на допрос показать мне литографированное подпольное издание 1884-го года сказок Салтыкова-Щедрина, чтобы узнать, большую ли библиографическую редкость представляет собою это издание. А в другой раз положил передо мной действительную редкость, -- "гордость моего собрания", -- сказал он -- автограф Пушкина, листок из черновиков "Евгения Онегина". Рассказ о способе получения им этого листка был столь занятным, что хочу воспроизвести его здесь.
-- Недавно сидел здесь в ДПЗ один литератор. Просидел он у нас месяца четыре -- и увидел, что не так страшен черт, как его малюют: он думал, что здесь его будут пытать, колоть иголками, поджаривать на огне, а, вместо этого, встретил самое корректное отношение. Это его так тронуло, что он решил отблагодарить меня -- я вел его дело -- и предложил мне вот этот листок. История его была такая: когда-то, в очень юные годы, занимаясь в Харькове у одного присяжного поверенного, большого любителя литературы, он увидел у него этот листок из черновиков "Евгения Онегина". Сам страстный поклонник Пушкина, юноша поддался искушению -- и похитил у своего принципала драгоценную страничку, прибежал с ней домой и заклеил ее в переплет одной из книг своей библиотеки. Прошло тридцать лет, харьковский принципал давно умер, молодой человек стал почтенным литератором -- а листок все еще лежал заклеенным в книжном переплете: рука не поднималась достать его, так стыдно было юношеского своего поступка. И вот теперь литератор этот, чтобы избавиться от старого греха и вместе с тем выразить мне свою благодарность, предложил мне в подарок этот листок. Я разрешил ему написать письмо к жене, что-бы она на первое же свидание принесла такую-то книгу из его библиотеки. На свидании в моем присутствии он подпорол перочинным ножичком крышку переплета, достал этот листок и, подавая его мне, сказал: -- Ну, слава Богу, избавился!..
Прошло несколько лет после этого рассказа следователя Лазаря Когана. Проведя три года в ссылке, попал я в начале 1936 года на два месяца в Царское Село и Петербург. Как-то на Невском проспекте встретил я известного пушкиниста, ныне покойного Н. О. Лернера. Он незадолго до меня тоже прошел через обряды теткиного крещения, но сидел в ДПЗ недолго, всего месяца четыре.
-- Как это вам удалось, -- спросил я его при этой встрече, -- так скоро выйти из тетушкиных апартаментов?
Он хитро посмотрел на меня и, подмигнув, ска-зал:
-- Взятку дал! Только не деньгами, а борзым щенком, по-гоголевски!
И не стал далее распространяться, а я и не расспрашивал: он и не подозревал, что я знаю всю его историю и своими глазами видел его борзого щенка..."
То есть один еврей в тёмное время Революции приватизировал пушкинский автограф (можно только представить, что на самом деле стало по революционным порядкам с его законным владельцем, представленным в еврейской сказке как "харьковский присяжный поверенный"), второй по мере развития Революции забрал артефакт себе, совместно с десятками других. Понятно, что основная работа разнообразных еврейских "пушкинистов" "лернеров" как раз и состояла в изъятии и оценке такого рода артефактов. Чекистские Коганы, как видим, занимались тем же. То есть помимо золота и драгоценностей евреи собрали с 17 по 37й годы также значительное количество артефактов русской культуры. Излишне спрашивать где они сейчас находятся, хотя по сообщению Иванова Разумника Лазарь Коган был в итоге расстрелян, коллекция его, конечно же, не пропала , верная Рахиль или потомки её до сих пор владеют награбленным русским добром. Более того, целая цепь еврейских рук, через которые прошли ценности, делает невозможным отследить их передвижение. Впрочем, конечный адресат известен.
Но нет худа без добра - по видимому именно эти массы русских культурных артефактов, скопившиеся в еврейских руках, во многом спасли русскую культуру и русских вообще в 1917-1937 и в 1990-2000 от окончательного разгрома. Ведь в отличие от золота и бриллиантов пушкинский автограф Евгения Онегина, автографы Есенина, Клюева, подпольное издание Салтыкова Щедрина не представляют большой ценности вне носителей русской культуры и языка, следовательно существование такого рода носителей делает еврейские награбленные богатства действительно ценными.
Не трусь, Русь, снова говорит нам носатый комиссар, вышагивая сбоку от строя.
"Лазарь Коган (следователь ЧК, ведший дело Иванова Рузмника - rms1), например, был неплохо знаком с русской литературой и оказался собирателем разных литературных материалов; в его собрание перешло, надо думать, немало рукописей из моего архивного шкала, начиная с автографов Есенина и Клюева. Допросы он чередовал многоразличными литературными экскурсами. Один из его рассказов ("Сказочная история") я записал в своей книге "Писательские Судьбы". Как-то раз он принес на допрос показать мне литографированное подпольное издание 1884-го года сказок Салтыкова-Щедрина, чтобы узнать, большую ли библиографическую редкость представляет собою это издание. А в другой раз положил передо мной действительную редкость, -- "гордость моего собрания", -- сказал он -- автограф Пушкина, листок из черновиков "Евгения Онегина". Рассказ о способе получения им этого листка был столь занятным, что хочу воспроизвести его здесь.
-- Недавно сидел здесь в ДПЗ один литератор. Просидел он у нас месяца четыре -- и увидел, что не так страшен черт, как его малюют: он думал, что здесь его будут пытать, колоть иголками, поджаривать на огне, а, вместо этого, встретил самое корректное отношение. Это его так тронуло, что он решил отблагодарить меня -- я вел его дело -- и предложил мне вот этот листок. История его была такая: когда-то, в очень юные годы, занимаясь в Харькове у одного присяжного поверенного, большого любителя литературы, он увидел у него этот листок из черновиков "Евгения Онегина". Сам страстный поклонник Пушкина, юноша поддался искушению -- и похитил у своего принципала драгоценную страничку, прибежал с ней домой и заклеил ее в переплет одной из книг своей библиотеки. Прошло тридцать лет, харьковский принципал давно умер, молодой человек стал почтенным литератором -- а листок все еще лежал заклеенным в книжном переплете: рука не поднималась достать его, так стыдно было юношеского своего поступка. И вот теперь литератор этот, чтобы избавиться от старого греха и вместе с тем выразить мне свою благодарность, предложил мне в подарок этот листок. Я разрешил ему написать письмо к жене, что-бы она на первое же свидание принесла такую-то книгу из его библиотеки. На свидании в моем присутствии он подпорол перочинным ножичком крышку переплета, достал этот листок и, подавая его мне, сказал: -- Ну, слава Богу, избавился!..
Прошло несколько лет после этого рассказа следователя Лазаря Когана. Проведя три года в ссылке, попал я в начале 1936 года на два месяца в Царское Село и Петербург. Как-то на Невском проспекте встретил я известного пушкиниста, ныне покойного Н. О. Лернера. Он незадолго до меня тоже прошел через обряды теткиного крещения, но сидел в ДПЗ недолго, всего месяца четыре.
-- Как это вам удалось, -- спросил я его при этой встрече, -- так скоро выйти из тетушкиных апартаментов?
Он хитро посмотрел на меня и, подмигнув, ска-зал:
-- Взятку дал! Только не деньгами, а борзым щенком, по-гоголевски!
И не стал далее распространяться, а я и не расспрашивал: он и не подозревал, что я знаю всю его историю и своими глазами видел его борзого щенка..."
То есть один еврей в тёмное время Революции приватизировал пушкинский автограф (можно только представить, что на самом деле стало по революционным порядкам с его законным владельцем, представленным в еврейской сказке как "харьковский присяжный поверенный"), второй по мере развития Революции забрал артефакт себе, совместно с десятками других. Понятно, что основная работа разнообразных еврейских "пушкинистов" "лернеров" как раз и состояла в изъятии и оценке такого рода артефактов. Чекистские Коганы, как видим, занимались тем же. То есть помимо золота и драгоценностей евреи собрали с 17 по 37й годы также значительное количество артефактов русской культуры. Излишне спрашивать где они сейчас находятся, хотя по сообщению Иванова Разумника Лазарь Коган был в итоге расстрелян, коллекция его, конечно же, не пропала , верная Рахиль или потомки её до сих пор владеют награбленным русским добром. Более того, целая цепь еврейских рук, через которые прошли ценности, делает невозможным отследить их передвижение. Впрочем, конечный адресат известен.
Но нет худа без добра - по видимому именно эти массы русских культурных артефактов, скопившиеся в еврейских руках, во многом спасли русскую культуру и русских вообще в 1917-1937 и в 1990-2000 от окончательного разгрома. Ведь в отличие от золота и бриллиантов пушкинский автограф Евгения Онегина, автографы Есенина, Клюева, подпольное издание Салтыкова Щедрина не представляют большой ценности вне носителей русской культуры и языка, следовательно существование такого рода носителей делает еврейские награбленные богатства действительно ценными.
Не трусь, Русь, снова говорит нам носатый комиссар, вышагивая сбоку от строя.