Долгими годами Петров писал о коллаборционистах с Германией.
Писал, писал, и писал.
Но избирательно.
Коллаборционизм с Германией для Петрова начинался с 1930-х гг., коллаборционисты более раннего периода для него не существовали, неинтересно ему было.
И кроме того, из всех коллаборционистов ему были интересны только русские.
Украинские или, скажем, еврейские коллаборционисты его не интересовали.
Украинские, может, иногда самую малость, но в общем нет.
Не интересовали его и причины (мотивы) коллаборционизма.
Вот, взяли какие-то русские, и начали с чего-то вдруг коллаборционировать – а почему, неинтересно.
То есть, неинтересно совершенно. За долгие годы не нашлось случая поинтересоваться, с чего это вдруг.
Также И. Петрова (этот тот случай, когда имя и фамилия обманчивы) очень волновал антисемитизм.
Потому что, говорил Петров, антисемитизм всегда ведёт к геноциду.
Русофобия же И. Петрова не волновала. Хотя, казалось бы, за минувший век она трижды привела к геноциду русского народа.
Ну, привела и привела – дело для Петрова хозяйское.
Преступления Петров также ценил исключительно гитлеровские.
Большевицкие преступления для него были делом хозяйским – неприятное обстоятельство, но не заслуживающее обсуждения.
И неодобрения тоже (насколько вообще технически возможно его подавлять) – а то ведь мало ли, что там всплывёт.
Начнут с большевицких преступлений, а в них полезут еврейские преступления и статус евреев как основных выгодополучателей большевизма и его радостей, и прочие большевицко-еврейские интересные дела, и что же их теперь, не одобрять, что ли?
Опять же, русским коллаборционистам памятные доски ставить нельзя, а в прославлении большевиков – хоть заставься памятниками и заименуйся улицами их чести; последнее для Петрова было делом хозяйским.
При всей ангажированностью гитлеризмом Петрова, опять же, не интересовало, а откуда и зачем этот гитлеризм вообще взялся. В какой мере, например, он был ответной защитной реакцией против угрозы для национального и физического выживания немецкого народа со стороны еврейского этнонационализма – уже проведшего образцово-показательную демонстрацию в России и заявлявшего в Германии устами его глашатаев, что "здесь будет как в России". Гитлеризм Петрова интересовал, очень, а откуда он взялся – нет.
Не интересовало Петрова и то, что немецкий национал-социализм представлял собой зеркальную кальку с еврейского этнонационализма (далее: иудаизма, понимаемого не как метафизическая религия, а как культурная и этическая система, и поведенческая стратегия) – начиная от фундаментальных основ: жесткого деления по крови свой/чужой, мифологизации крови и генеалогии, жесткой этической системы индоктринирующей радикально различную этику отношения к своим и чужакам, и далее вплоть до таких деталей как нюренбергские законы (являющиеся калькой талмудических установлений) и политико-поведенческих прескрипций по геноциду других народов и их порабощению и т.д. Когда немецкое общество столкнулось с милым иудаизмом, оно выработало немецкий национал-социализм как оборонительную рецепцию иудаизма немецким обществом (с заменой "еврей" на "немец") – наподобие того, как заряд подносимый к поверхности металла вызывает зеркальное перераспределение электронов в металле, компенсирующее в нуль электрическое поле внутри металла (учившиеся в средней школе могут вспомнить это явление под названием "принцип отражения", т.к. поле вызванное смещёнными электронами ровно такое, как если бы с другой стороны металла был помещён геометрически-зеркально отражённый точечный заряд со знаком противоположным поднесённому извне заряду, но с той же величиной).
Но И. Петрова ничто из этого не интересовало. Пуще же всего его не интересовали мотивы действий его героев и то, что их народ пережил геноцид (а их национально-социальный слой, т.е. культуроносный и нациообразующий слой русского общества – пережил добавочный специальный стратоцид) со стороны милых людей, против которых И. Петров ничего недружелюбного не испытывал, основным выгодополучателем какового геноцида и стратоцида и стал народ И. Петрова.
Не интересовало в особенности Петрова и то, что герои его писаний оказались зажаты между двумя юдаизмами – первоподлинным, осуществившимся в форме большевизма, и вторым: рецептированным немцами, и осуществившимся в форме национал-социализма, и мотивы их (героев Петрова) действий сводились к маневрированию между этими двумя иудаизмами и их двумя геноцидами русского народа – одним уже осуществлённым, другим начинавшимся осуществляться.
Когда же Петрову говорили, что его узкоизбирательная, целенаправленно отрезающая всякий контекст и мотивы поведения описываемых им героев перспектива мотивируется и модулируется еврейским этнонационализмом, а его пописанки представляют агитку в еврейской этнической войне против русских, Петров "негудувал".
* * *
Что, к слову, очень по-еврейски: считать собственный (еврейский) этнонационализм не этнонационализмом, а "естественной истиной".
М.С. Альтман автобиографически вспоминает о среде, из которой вышли деятели большевицкой революции: «Для русских была даже особая номенклатура: он не ел, а жрал, не пил, а впивался, не спал, а дрыхал, даже не умирал, а издыхал. У русского, конечно, не было и души: душа была только у еврея, а по субботам даже две души... Когда, уже будучи в гимназии (в первом классе) я сказал, что в прочитанном мной рассказе написано, что капитан Бонн умер, а ведь капитан не был евреем, так надо было написать «издох», а не «умер», то отец опасливо меня предостерёг, чтобы я с такими поправками в гимназии не выступал».
С еврейской точки зрения поэтому, универсален не человек вообще, универсален только еврей.
А нееврей, собственно, не есть вполне человек, но нечто вроде домашнего скота. «Для того чтобы быть “хорошим парнем”, ты должен быть евреем. Мы не выставляли этот ответ напоказ, но именно так считало большинство из нас. Не то, конечно, чтобы вовсе не было приличных неевреев, но если таковые и были, то они были приличными по случайности, а не в проекте» – и если были лояльны интересам еврейского этнонационализма и их приоритету и продвижению, конечно.
Соответственно, возможна только одна универсальная истина – еврейская, т.е. еврейская этнонационалистическая истина, она же и есть Истина.
Всё же, что ей не угождает, является по определению, онтологически ложным.
Еврейский этнонационализм и его диктовка оказываются, поэтому, "естественной и самоочевидной истиной", которая для еврея "не пахнет".
Истина (с большой буквы) состоит в утверждении еврейского этноса и продвижении его групповых интересов.
Но отрефлексировать это еврейский этнонационалист (как наш И. Петров, например) не может, потому что он еврейский этнонационалист.
Даже если он не вчера только приехал из местечка, а получил какое-никакое образование.
Филип Рот в речи на американо-израильском еврейском форуме, спонсируемом Американским Еврейским Конгрессом, заметил, что большая часть современной еврейской молодежи не наследует от своих родителей никакой специально еврейской культуры: «Ни [еврейского] закона, ни [еврейского] образования, ни языка и, наконец, ни бога. [Они] наследуют психологию, а не культуру, и эта психология может быть выражена двумя словами: Евреи – лучше.» (В оригинале: “Jews are better”)
Сходное наблюдение высказал Фрейд в предисловии к изданию “Тотема и табу” на иврите:
«Если бы спросить его: “После того как ты утратил все свойства своих соплеменников (язык, религию, [...]), что осталось в тебе еврейского?”, – он бы ответил, – “Очень многое, и быть может самая сущность”.»