Политическая единица обладающая суверенитетом, с энтузиазмом (и что важно -- публичным этнузиазмом) поддержала бы призывы к расследованию инцидента с Навальным и обратилась бы к правительству Германии с просьбой передачи замороженных образцов биопроб, полного текста отчёта лаборатории Бундесвера и скорейшего назначения цикла встреч русских специалистов со специалистами из лаборатории Бундесвера для выяснения неясных из отчёта деталей о том, как в точности проводилось тестирование и интерпретировались его результаты, а также каких-либо разноречий между анализами проведенными над биопробой в лаборатории Бундесвера и анализами той же биопробы повторёнными и дополнительно проведёных тестов в назначенной исследовательской лаборатории в РФ. В случае же какого-либо "стеснительства" правительства Германии в осуществлении названных шагов -- политически-суверенная единица столь же публично выражала бы удивление: "вы же призывали к расследованию?"
Ничего из названного власти РФ не сделают.
Почему?
В мае 2014 Андрей Никитин написал в С&П:
«И я вижу, как Владимир Путин сидит в Петербургской резиденции, а вокруг никого. И никакой роскоши, ампирных стульев и столов, никакого шика. Ничего этого нет, потому что это специальная комната в Петербургской резиденции, и в ней есть только диван, дверь и топор.
И, поглаживая этот топор, Владимир Путин думает всего об одной вещи, всё это время размышляет только об одной вещи:
Тварь он дрожащая, или право имеет».
С тех пор результат этих размышлений мы узнали. Состоит он в том, что Путин и не чистая тварь дрожащая (0%), и не право имеет (100%), но близко к первому -- около 5%, но в то же время и не абсолютный 0%, т.е. считает, что его место не совсем рядом у параши, а чуть отодвинуто. От места совсем уж у параши Кремль чуть-чуть отталкивается.
Но квота на это отталкивание -- на чуть-чуть (5%). В том числе и квота на дерзости начальству. Поэтому путинский строй не смеет и не будет дерзить своему начальству (тем, кого он за таковое считает) ни про боинг, ни про скрипалей, ни про навального, ни про любую иную предъяву, например в ответ на обвинения в угрюмой микроцефалии.
А максимум, что он может себе позволить -- это слегка (только слегка, и не более) оправдывающе отнекиваться "может мы и микроцефалы, но не такие уж всё-таки и угрюмые".
Этим квота разрешаемых Кремлём себе возражений его иностранному начальству исчерпывается.
Дерзить начальству -- нельзя.
