К столетию поражения Добровольческой армии в Гражданской войне перечитал записи в ЖЖ первостепенного специалиста по теме (как многие догадываются, речь о ЖЖ-юзере salery, он же д.и.н С.В.Волков). Думаю, всем будет полезен короткий дайджест, который суммирует основные моменты и параметры этой катастрофы.
"Ленин, как известно, призывал не только к поражению России в войне с внешним врагом, но и к развязыванию во время этой войны внутренней войны — гражданской.
Более полного воплощения государственной измены трудно себе представить, даже если бы Ленин никогда не получал немецких денег (теперь, впрочем, уже достаточно широко известно, что получал, — как именно и сколько). При этом призывы Ленина к поражению России не оставались только призывами. Большевики вели и практическую работу по разложению русской армии, а как только представилась первая возможность (после Февральской революции), их агентура в армии приступила и к практической реализации «войны гражданской» — натравливанию солдат на офицеров.
В соответствии с ленинскими указаниями первостепенное внимание закономерно уделялось физическому и моральному уничтожению офицерства: «Не пассивность должны проповедовать мы — нет, мы должны звонить во все колокола о необходимости смелого наступления и нападения с оружием в руках, о необходимости истребления при этом начальствующих лиц». Поскольку душой всякой армии является ее офицерский корпус, а основой ее существования — воинская дисциплина, лучшего средства обеспечить поражение России в войне, естественно, и быть не могло."
"Большевики были единственной партией, провозгласившей целью поражение России, более того - начало войны гражданской во время внешней. И с самого начала войны пытавшейся разлагать армию. Другие левые партии, по глупости и самомнению полагавшие, что они будут и могут вести войну лучше "старого режима", открыв зеленую улицу большевистской пропаганде, нагадили колоссально, но сами пораженцами не были. Даже эсеры (кроме "с-р.-интернационалистов") занимали вполне патриотическую позицию. Это нам теперь смешно, но Керенский искренне верил в то что "свободный солдат-гражданин" станет сражаться еще лучше."
"Относительно мнения о поддержке большевиков крестьянами как решающем факторе. (...) Применительно к тем конкретным событиям фактор «крестьяне-земля», положим, гипертрофированно раздут... Потому что когда имеешь дело с инертной, безыдейной или анархичной массой, вопрос не в том, чтобы ей нравиться, а в том, есть ли возможность ее контролировать.
До сих пор бытует в интеллигентской среде (от Блока, кажется, идущее) мнение, что «аграрные беспорядки» 1917 г. имели истоком праведную ненависть крестьян к бывшим господам и непередача им помещичьей земли (почему-де гадили в усадьбах… ах, там сто лет назад кого-то кое-где порой секли…; однако же освобожденные поселяне с равным усердием гадили и в церквях, и в музеях, где ничего такого не случалось). Дело не в том, что им не дали лишнюю землю, а в том, что дали возможность бунтовать, поскольку после февраля государство существовало лишь как бы «формально». Большевики, когда окончательно утвердились, отобрали вообще все, а вот возможности бунтовать не дали - и миллионы бывших бунтарей покорно сгинули в северных землях.
В основе тут не историческая память, которой и на два поколения обычно не хватает, а извечная зависть бедного к богатому (то самое чувство, которое побуждало крестьян палить хуторян столыпинской выделки), ненависть хама ко всему, что выше него, что как-то выделяется, к иному образу жизни, к иным привычкам и пристрастиям, будь то такой же крестьянин, только более успешный (в мотивации расстрелов встречалось такое: «за обучение сына в гимназии»). Характерно, что единственной категорией крестьянства, которая действительно массово и последовательно поддерживала большевиков, были т.н. иногородние казачьих областей, у которых земли было больше, чем у крестьян помещичьих губерний, но рядом были такие же хлеборобы-казаки, у которых ее было еще больше. И вот тут разлом прошел очень четко.
Земли, конечно, для крестьянина много не бывает; ему было бы бессмысленно показывать расчеты (делались такие до войны), что, лишившись заработка в эффективном крупном помещичьем хозяйстве, он потеряет больше, чем приобретет от небольшого увеличения его собственной земли. А увеличение и могло, кстати, быть только очень небольшим (если в 1894 г. на одну дворянскую десятину приходилось 2 крестьянских, то к моменту передела - 5,5; в любом случае всей пресловутой «дворянской земли», из-за которой будто бы все произошло, более 49 млн. десятин насчитать невозможно). Это значит, что (тем более, учитывая, что часть лучших хозяйств большевики взяли под прообраз совхозов) прибавка за счет нее не могла составить в среднем 15–16%. Крестьяне, как явствует из послереволюционных данных, столько и получили.
Если же учесть, что получили ее в пакете с комбедами и продразверсткой, то особого энтузиазма это вызывать было не должно (и не вызывало: вместо того, чтобы в массовом порядке радостно везти зерно на сборные пункты, продотряды вилами встречали); говорить о поддержке ими большевиков по меньшей мере странно, коль скоро абсолютное большинство крестьянских восстаний приходилось на большевиков. Крестьянин всегда будет против того, кто от него больше хочет. Все белые мемуаристы отмечали, что бывшие пленные (из коих к 20 г. на юге части состояли более, чем наполовину) - крестьяне центральных губерний, были были несравненно надежнее тех, кого пытались мобилизовать в Ставропольской губ. и вообще на территориях, где красные в 18-м были очень недолго и не успели себя проявить.
(Известная версия о том, что середняк «пошел» в Красную армию весной 19 года, «когда белые стали возвращать землю помещикам» совершенно смехотворна. На большинстве территорий, где шла гражданская война, помещиков вовсе не было; туда, где это было возможно, они вступили только осенью 19 года и пробыли там порядка месяца. Как именно там обстояло дело, крестьянство прочих губерний узнать не могло, потому что даже образованные слои находились в состоянии полной информационной блокады; единственным средством информации были большевистские газеты, но они об этом кричали с первого дня, так что «перелому» случаться было не с чего).
Но «настроения» - это все в общем-то «лирика». Существенно на самом деле было только то, что вопрос «пойти - не пойти» для крестьянина просто не стоял: его мобилизовывали (известным образом: оцепляли район и т.д.): Красная Армия состояла из таких на 85%, В этом же деле большевики были вообще вне конкуренции: и абсолютное большинство такого контингента находилось под их властью, и возможности в смысле численности позволяющих это успешно делать абсолютно надежных частей (бывших красногвардейцев и «интернационалистов») были несопоставимы".
"Дело всегда делается очень незначительной частью населения, даже в самых массовых движениях принимает участие лишь меньшинство, в американской революции, напр., - всего треть (при примерно таком же числе лоялистов, а остальных равнодушных) в событиях английской смуты середины ХУ11 в. участвовало до 20% населения (это очень много!), в нашей гражданской войне вольно или невольно участвовало всего порядка 3%. Притом, что и среди них активную роль играло сравнительно небольшое ядро, а остальные образовывали как бы "шлейф"."
"Белое движение, это не полит. партия и даже не более широкое "течение", тем паче - "обществ. мысли", а всего-навсего реакция нормальных людей на то ненормальное, что принесли с собой большевики. Потому "идеалов" там едва ли не столько, сколько участников, и каких угодно, кроме одного - зафиксированного в большевицкой программе. Фактически есть и было только два пункта, по которому конкретный человек или группировка могут быть квалифицированы как "белые" - безусловное неприятие большевицкого переворота и установленного им режима и территориальная целостность страны. Это в общем-то неминуемо проявилось и в единственном лозунге, которой оно могло выдвинуть - за ликвидацию большевицкой власти и "Единую, Великую и Неделимую Россию" при "непредрешенчестве" (послужило это ему на благо или во вред, но в ином случае оно бы просто не могло существовать)."
"Да удивительно не это [факт поражения белых], а то, что сопротивление могло три года продолжаться. Какая там кадровая армия - да Деникин с одним корпусом мирного времени за месяц-другой дошел бы до Москвы. Но силы же и возможности были изначально несопоставимы; вся воен.промышленность, все огромные запасы русской армии, весь мобконтингент великорус.населения - у большевиков, плюс единая воля, тотальный террор и возможность неограниченного маневрирования по внутренним линиям, переброски войск с фронта на фронт, наконец, "эффект свершившегося факта" (власть теперь - они). А с др. стороны - стихийное сопротивление на окраинах людей с рублем в кармане, без всякого статуса в условиях полной инф.блокады, друг с другом связи не имеющих, свои действия никак не координирующих, без единого командования и при взаимном недоверии и даже враждебности (потому как "от социалистов до монархистов").
Ну да, 5-10 тыс. офицеров и добровольцев 18-м успешно били вчетверо превосх. б-ков, но б-во их погибло уже к весне 19-го , а в Сибири растворилось в массе мобилизованных. Но всему есть предел, и осенью 19-го фронт растянутых от Украины до Волги 40-60 тыс. реальных бойцов был прорван. На самом деле все держалось на нескольких десятках тысяч людей, много раз раненных, возвращавшихся снова в строй и т.д. Остальные - как бы шлейф. Б-во воевать никогда не хочет. У б-ков из 3 млн. тоже надежного элемента было тыс. 200-250 (красная гвардия и распроп.рабочих, "интернационалисты", лат. и эст. дивизии и т.п.), но и это было в неск.раз больше, а главное - достаточно, чтобы заставить воевать прочих.
Конечно, без офицеров у б-ков бы ничего не вышло, но при этих обстоятельствах им было достаточно, чтобы создать какую-никакую, но настоящую массовую армию, и того числа, какое они получили. Комсоставом они себя обеспечили (90-95% высшего, от нач. штабов и командиров дивизий и бригад - бывшие офицеры).
А все-таки были моменты, когда пришлось бриллианты закапывать, да деньги заграницу переводить. Вот чему удивляться-то надо."
"На самом деле большевикам досталось менее 20% всего офицерства. За годы гражд.войны они смогли мобилизовать 48,5 тыс. Причем в это число входят и все сбежавшие при первой возможности к белым, и расстрелянные самими б-ками за реальные и мнимые заговоры. Еще 14 тыс. белых из попавших в плен в конце войны на год-полтора также были зачислены в РККА. Некоторое число служило и до начала летом 1918 мобилизаций, но едва ли более 2-3 тыс. (лишенные б-ками пенсий, пристраивались в различных штабах и учреждениях, чтобы как-то выжить, среди таких, кстати, и целый ряд видных в дальнейшем фигур Белого движения – тот же Каппель, или зам. светл.князя Ливена полковник В.Рар)."
"К концу 17 г. в живых оставалось более 300 тыс. офицеров, так что на этом фоне доля служивших у большевиков выглядит более чем скромной. Что же касается кадрового офицерского состава, то из такового – еще меньше (что-то ок.10%). Цифра в несколько сот бывших у б-ков генералов и более тысячи полковников и подполковников (опять же включая всех бежавших и расстрелянных) может впечатлять только тех, кто не представляет, что генералов к концу 17-го насчитывалось не менее 3,5 тыс, а штаб-офицеров (полк. и подполк.) – более 15 тыс. (от всех старших офицеров только на белом Юге служило 75%).
Вообще же, если кому интересно, картина с учетом последних изысканий представляется в округленных цифрах примерно следующей. Из всех, носивших офицерские погоны к концу 17-го, до 20 тыс. было уничтожено большевиками (не успев нигде более послужить) в первые месяцы после развала фронта и в ходе красного террора, 170 тыс. прошло через различные белые формирования, чуть более 50 тыс. приходится на б-ков, 35-40 тыс. – на армии лимитрофных г-в (УНР, польскую, прибалтийские, закавказские), 5 – на бежавших за границу или не возвратившихся оттуда после 17г. (не принимавших участия в событиях гражд.войны), остальное – на не привлеченных ни в одну армию (инвалидов, пожилых и пр.)"
"На некоторые вещи Троцкий смотрел гораздо более трезво, чем другие, и в конкретном деле, за которое непосредственно отвечал, способен был поступаться доктринерскими соображениями в пользу интересов момента – армию-то в конце-концов создал и, имея свободу рук в этой области, не стеснялся изымать из рук ЧК любое потребное ему число офицеров (только раз ему было в этом отказано, но это был октябрь 18-го, самый разгар показательного жертвоприношения, которое могло быть тогда сорвано, потому что они составляли среди уже заготовленных к закланию до 90% - и ЦК солидарно отказал). Его вовсе не смущало, что правильное дело будут делать неправильные люди; он совершенно резонно полагал, что они, имея в заложниках семьи, в массе служить будут, а когда дело будет сделано, участи своей все равно не избегнут. Ему же, между прочим, принадлежит и мысль, легшая позже в основу идейно-воспитательной работы СА: поскольку б-во населения несознательно и мысль о защите отечества ему все-таки понятнее идеи мировой революции, то красноармейца следует воспитывать так, чтобы он, сражаясь за дело III Интернационала, думал при этом, что воюет за Россию."
"Интервенция - по большому счету вообще миф тех, кто внушал, что они сражаются против "интервентов и белогвардейцев" (последние - вроде как на подхвате). Борьба предполагает потери, коих у "интервентов" не наберется и 0,1% от "белогвардейцев". Дело в том, что до конца 18 г., пока продолжалась мировая война, союзникам было не до того, а когда она закончилась - следовать "союзническим обязательствам" смысла не имело. Для них-то получилось как нельзя лучше: Германия побеждена, а с Россией плодами победы можно не делиться. Ну что-то удавалось с них содрать, но на ход событий это влиять не могло. Интервенция... да представьте только себе пару англо-франц. дивизий осенью 19 под Орлом, да хоть одну-единственную..."
"Украина отделилась не в июле 17, а много (с учетом быстроты событий) позже - в конце янв.18. Вклад ее велик не в приходе большевиков к власти, а в Гражданской войне - это да. В 1919 она посодействовала большевикам не менее Польши.
По своему политическому облику Рада и созданное ею летом 1917 г. «правительство» (т.н. Генеральный секретариат) были крайне левыми (в основном социалистами-революционерами и социал-демократами), что и обусловило их поведение во время Гражданской войны. В этом смысле разница между ними и большевиками была крайне невелика, и вопрос стоял лишь о «месте под солнцем». После большевистского переворота радовцы некоторое время пытались даже соперничать с большевиками в роли организатора «социалистического правительства для всей России». Но большевиками было образовано параллельное «украинское правительство» в Харькове, и в конце декабря на Украине образовалось два правительства, обвинявших друг друга в «контрреволюционности».
Однако большевики, в отличие от опереточных войск Рады, опирались на реальную силу Красной гвардии. В декабре 1917 г. Петлюра, чтобы держать в руках по крайней мере Киев, даже обратился за содействием к В.В.Шульгину для привлечения русских офицеров в украинские части, изъявляя намерение порвать с большевистскими тенденциями Винниченко и австрофильскими Грушевского и утверждая, что “имеет только двух врагов - немцев и большевиков и только одного друга - Россию”. Но соглашение не состоялось, да и было поздно: к середине января 1918 г. подвластная Раде территория ограничивалась Киевом, небольшой территорией к северо-западу от него и несколькими уездами Полтавской и Черниговской губ.
Единственным выходом для Рады было заключить соглашение с немцами (которые 12 января признали право за ее делегацией вести переговоры самостоятельно от большевиков), но т.к. Германия формально не могла заключать договор с государством, которое еще само себя не провозгласило независимым, то 22 января «самостийность» в пожарном порядке и была провозглашена."
"Белое движение - это РЕАЛЬНАЯ старая Россия, а отрыв от нее колоссальный, люди даже не знают что это такое. Потому у нас нет реальных продолжателей и идеологов ни самой старой российской государственности (ее гос.элиты, офицерства и чиновничества), ни октябристов, ни кадетов, ни эсеров, ни даже тех крестьян, которые в 18-22гг. поднимали восстания. Хотя "самоназывающиеся" встречаются. Собственно, некоторое количество настоящих есть, но - вне большой политики, потому что ее делают выходцы из кругов, где таких в принципе быть не могло. Второе - абсолютно все реальные политические силы, сколь бы враждебны друг другу не были, а против Белой Идеи выступают единым фронтом. Это на уровне инстинкта. Потому что она - альтернатива ВСЕМ ИМ вместе взятым."