"Госдума приняла закон о запрете отождествления действий СССР и фашистской Германии..." |
«А за час до этого, когда два работника Народного Комиссариата внутренних дел стучались к Рубашову, чтобы арестовать его, ему снилось, что его арестовывают. Ему снилось, что в дверь барабанят и что на лестнице стоят три человека, которые собираются его арестовать. Он ясно видел их сквозь запертую дверь — и слышал сотрясающий стены грохот. На них была новая, с иголочки, форма — мундиры преторианцев Третьей империи, а околыши фуражек и нарукавные нашивки украшала эмблема молодой Диктатуры — хищный паукообразный крест; в руках они держали огромные пистолеты, а их сапоги, ремни и портупеи удушающе пахли свежей кожей. И вот они уже здесь, в его комнате: двое долговязых крестьянских парней с рыбьими глазами и приземистый толстяк. Они стояли у изголовья кровати, он чувствовал на лице их учащенное дыхание и слышал астматическую одышку толстяка, необычайно громкую в притихшей квартире. Внезапно на одном из верхних этажей кто-то спустил воду в уборной, и трубы заполнились клокочущим гулом.
Двое, которые пришли за Рубашовым, совещались на темной лестничной площадке. Дворник Василий, взятый понятым, стоял у открытых дверей лифта и хрипло, с трудом дышал от страха. Один из работников Народного Комиссариата — тот, который был помоложе, — предложил пару раз пальнуть в замок. Старший работник был против стрельбы: арест следовало произвести без шума. Они подышали на замерзшие пальцы и снова принялись ломиться в дверь, молодой стучал рукоятью пистолета. Где-то внизу вдруг завопила женщина. «Уйми ее», — сказал молодой Василию. «Эй, там, — заорал Василий, — это из органов!» Крик оборвался. Молодой забухал в дверь сапогом. Удары раскатились по всему подъезду. Наконец сломанная дверь распахнулась.
Трое людей сгрудились у кровати: молодой держал в руке пистолет; тот, что постарше, стоял навытяжку, как будто он застыл в положении «смирно»; Василий, чуть сзади, прислонился к стене. Рубашов вытирал вспотевший лоб и, близоруко щурясь, смотрел на вошедших. "Гражданин Николай Залманович Рубашов, — громко сказал молодой работник, — именем Революции вы арестованы!"»
(Кёстлер, "Слепящая тьма")
Р. Гуль вспоминает о своей отсидке в Заксенхаузе:
«Амбулатория окнами выходила на лагерный двор, окна открыты, и внешняя жизнь лагеря – перед глазами. В просторной комнате-амбулатории – стол, несколько стульев, дрянная кушетка, шкаф, крохотная аптечка, но что меня поразило – на стене громадная олеография «Заседание III Интернационала». Я рассмотрел ее, увидев много «милых» лиц: Троцкого, Ленина, даже Горького. Позднее я узнал от санитара, что олеографию захватили у сына Клары Цеткин в его вилле в Биркенвердере под Берлином.
В амбулатории шумно толкутся сменившиеся с караула гитлеровцы, и меня не покидает чувство, что всех их будто я давно где-то видел: эти брутальные лица, грубо-бранную речь, резкие жесты и животный хохот. Господи! да ведь это же наше октябрьское отребье, та же чернь всяческих революций. Это несомненные октябрьские «ленинцы». Да, да! Причем и тем и этим «вождь и вождишки» внушили, что они-то и есть (это отребье!) «передовой отряд бойцов» за «великую идею». Там – построение «бесклассового коммунистического общества», над которым никогда не заходит солнце. Здесь – построение «тысячелетнего рейха», который даст немцам первенство в мире и всевозможные блага, заслуженные ими как «подлинными арийцами». Известная Шекспира фраза, что «история – страшная сказка, рассказанная дураком», особенно точно применима к ленинизму и гитлеризму. Тут даже слишком много и «страшности» и «дурости». Обе «идеи», перевернувшие мир, исключительно лживо-нелепы, что и доказала история. Первая – убив десятки миллионов ни в чем не повинных людей, превратила богатейшую, великую Россию – в необозримый, нищий, голодный концлагерь, ведущий ее народы к духовному, культурному и биологическому вырождению. А «тысячелетний рейх», тоже убив миллионы ни в чем не повинных людей, развалился на глазах всех, превратив часть великой Германии в небольшое, слабое государство, а другую – в рабского сателлита СССР. Но для «отребья» эти «великие идеи» нужны как зарядка в их насильничестве над людьми. Они, это о требье, – «над народом». По Ленину, они – «носители объективной истины».