О нравах животных

"Особенность гусей в том, что они начинают клекотать и шуметь, когда им бросают еду".

(Элиан Клавдий, сочинение "О троллях")

****************

«Губан питается водорослями и морскими травами, и из всех рыб это самая похотливая, и его ненасытное желание самок является причиной почему он попадается. Умелые рыболовы знают это и ловят его следующим образом. Всякий раз, когда они ловят самку, они привязывают узкую леску из травы эспарто к ее губам и тащат рыбу по морю, зная рыбные места, норы, и где те собираются. [...] Самцы губана, словно юноши узревшие хорошенькую девушку, устремляются в погоню, в безумном желании пытаясь один опередить другого и пристроиться к ее боку и потереться об нее, словно истомленный страстью мужчина стремится поцеловать или потискать девушку, или поиграть в другие амурные шалости. Потом рыбак, который тащит самку нежно и медленно, и, собравшись завлечь рыбу, завлекает любовников (как мы можем их назвать) этой самой возлюбленной прямо в хватку. Как только они заходят на один уровень с хваткой, рыболов позволяет свинцовому грузу упасть в нее, и как только тот упадет, тащит самку при помощи лески. И так как все самцы–губаны плывут за ней, их захватывают и наказывают за эротические побуждения».

«Кефаль одна из тех рыб, что живет в прудах, и, как полагают, умеряет аппетит и ведёт наиболее умеренный образ жизни. Ибо она никогда не нападает на живые существа, но по природе склонна к мирным отношениям со всеми рыбами. Если она натыкается на мертвую рыбу, она может ее съесть, но не будет хватать, пока не пошевелит ее своим хвостом: если рыба не движется, то она станет добычей кефали; но если зашевелилась, то кефаль отступит».

«Как преданные мужи и истинные собратья по оружию приходят на помощь друг другу, так и рыба, которую люди умелые в морском промысле называют antkias; обитает она в море. Например, как только они узнают, что их товарищ на крючке, они подплывают со всей возможной скоростью; потом они собираются над ним и наседают на него и толкают изо всех сил, мешая вытащить.

Губан тоже бесстрашно защищает своих сородичей. Во всяком случает они устремляются вперёд и спешат перекусить леску, чтобы спасти пойманного товарища. И много раз они кусают леску и освобождают его, и не просят награды за спасение жизни. Много раз, однако, им не удается это сделать, но несмотря на это они делают все что могут с превеликим рвением. А еще бывает так, говорят, когда губан попадает в хватку и его хвост оказывается высунутым, другие, непойманные, собравшись вокруг вцепляются зубами в него и тащат своего товарища. Если однако голова оказалась высунутой, одна из рыб предлагает свой хвост, чтобы плененный ухватился, и тащит его. Вот, друзья мои, что делают эти существа: любви они не учатся, это врождённое.

[...]

Даже среди рыб есть много видов, которые знают насколько сильна любовь, ибо этим могущественным богом не пренебрегают и не презирают даже те существа, что обитают на самом дне океана. Во всяком случает, одни из тех кто поклоняются этому богу — это кефаль, но не все виды, а только те, которым люди, наблюдавшие различные виды рыб, дали название, происходящее от их острой морды. Их, как мне рассказали, ловят в большом количестве в Ахейском заливе, и есть разные способы их ловли. Но следующий способ ловли показывает, насколько безумно влюблённые есть среди них.

Рыбак ловит самку кефали и закрепляет ее длинным прутом или верёвкой (она тоже должна быть длинной); когда он медленно идет вдоль берега, он тянет трепыхающуюся рыбу за собой. За ним по стопам идет еще один человек с неводом, и это рыбак пристально наблюдает что и где происходит. Итак, самка кефали волочится вдоль берега, а самцы едва завидев ее, подобно тому как беспутные юнцы (если можно так сказать) устремляются за красивой девушкой, стекаются влекомые безумным сексуальным желанием. Поэтому человек, который несет сеть, бросает ее и часто добивается удачи, благодаря назойливой похоти подплывающей рыбы. Особенно важно для целей рыбаков, чтобы пойманная самка была молодой и пышнотелой, с тем чтобы большее число самцов воспылало к ней и захотело бы взять наживку, предлагающую заманчивые прелести. Но если она будет худой, большинство с презрением отвернется. Тем не менее если кто–то из них безумно влюблён, он не покинет ее, но не потому, что пленен ее красотой, но из желания полового сношения».

«Как кажется, рыба также может быть образцом воздержания. Во всяком случае, когда рыба–этна, как ее называют, образует пару и достигает брачного состояния, она не прикасается к другим самкам; она не нуждается ни в заветах, чтобы сохранить свою верность, ни в приданном; она даже не испытывает страха ни перед жестоким обращением, ни перед именем Солона. Вот благородный закон, что достоин почитания! — А человек–развратник не чувствует смущения в неподчинении им».

«Губан устраивает свои убежища и лежки среди скал изрытых норами. Самцы имеют много жен и уступают полые места, словно это женские покои, своим избранницам. Ту изысканность в спаривании и пристрастие к многоженству можно описать как черту варваров, которые в роскоши и удовольствии нежатся в постели, и (если угодно пошутить на важную тему) они живут как мидийцы и персы. Эти рыбы всегда очень ревнивы, но особенно когда самки производят потомство. (Если чрезмерным применением таких выражений я делаю мой обзор слишком легкомысленным, то факты природы позволяют мне делать вещи такого рода.) Самки, которые фактически стоят перед напряжением родовых мук, остаются спокойными в своих жилищах, тогда как самцы, по обычаю мужей, остаются у входа, чтобы предотвратить любую беду извне, заботясь о своих потомках. Как кажется, что он любит даже тех, что еще не родились, и его отеческие заботы вызваны этими преждевременными страхами; он даже проводит целый день не касаясь пищи: эти заботы поддерживают его. Но уже далеко за полдень он отказывается от своего вынужденного дозора и ищет пищу, недостатка в которой нет. И конечно самки, во всяком случае во время родов и после них, находят немного водорослей в полых местах и на камнях, и это их пища».

«Скат рождается в иле, и хотя на момент рождения он очень мал, он вырастает до огромных размеров. Его живот белый; голова и вся эта сторона наоборот очень черная; рот однако очень маленький, и зубы, когда он открывает рот, увидеть невозможно. Кроме того он чрезвычайно длинный и плоский. Хотя, с одной стороны, он питается большим количеством рыбы, но его любимая пища — это человеческое мясо. Он осознает свои малые силы, и только большой размер придает ему мужества. Поэтому, когда он видит пловца или ныряльщика что–то ловящего в воде, он поднимается и нависает своим телом над ним, давя на него всей тяжестью; вызывая ужас своим присутствием, скат, как крышу, простирает свое тело над несчастным человеком и препятствует ему выбраться на поверхность и вдохнуть. Поэтому, поскольку его дыхание перекрыто, человек, естественно, умирает, и скат радостно опускается на него и жадно пожирает плоды своей настойчивости».

«Все прочие певцы поют сладко и используют свой язык для этого, подобно человеку, но цикада производит непрестанное стрекотание своими чреслами. Они питается росой, и от рассвета примерно до полудня молчат. Но конца солнце начинает припекать, они издают характерный шум — старательные участники хора, так можно о них сказать — и до слуха пастухов, путников и жнецов доносится их песня. Такая любовь к пению от природы дарована самцам, а вот самки немые и пребывают в молчании, как стыдливые девицы».

«Самец гадюки совокупляется с самкой обернувшись вокруг нее. И она позволяет спариваться с собой без всякого сопротивления. Когда однако ее избранник заканчивает акт любви, новобрачная, в награду за его объятия, предательски выражает привязанность, ибо она сжимает его шею и кусает в голову и повсюду. Поэтому он умирает, тогда как она беременеет. Но она не откладывает яиц, а рожает живых детёнышей, которые сразу же начинают действовать в соответствии со своей наизлейшей природой. Во всяком случае, они прогрызают живот матери и выходят, немедленно отомстив за смерть своего отца».

«Осьминог питается сначала одними существами, потом другими, потому что он ужасно жаден и всегда замышляет какое–то зло по причине того, что это самое всеядное морское животное. Доказательства таковы: если он не в состоянии поймать что–либо, он ест свои щупальца, и набив ими свой живот, обретает возмещение неудачи в добыче. Позже он отращивает недостающую конечность, которую Природа по–видимому предоставила ему как готовую пищу на голодные времена».

«Окунь — жертва креветок и склонен быть (если мне позволено будет так пошутить) самым большим гурманом среди рыб. Будучи озерным обитателем он подстерегает озерных креветок. Они бывают трех видов: первые таковы, как я уже упоминал; вторые питаются водорослями, тогда как третий вид живет на камнях. Не имея сил защититься от окуня, они предпочитают умереть вместе с ним. И меня не смущает слово «стратагема», примененное к ним. Например, как только они понимают, что будут пойманы, эти прекрасные существа ловко поворачивают выступающую часть головы, которая напоминает нос триеры и чрезвычайно острая, и кроме того зазубренная подобно пиле, и начинают легко и проворно скакать и прыгать вокруг. Но окунь широко открывает рот и плоть его горла становится мягкой. Итак, окунь захватывает истощенную креветку и воображает, что она стала его пищей. Креветка однако в этом достаточно просторном месте прыгает и пляшет в торжестве, так сказать, над горлом окуня. Затем она всаживает шипы в несчастного преследователя, чьи внутренние органы таким образом разрываются, от этого опухают, изливают много крови и душат окуня, пока в такой романтической манере убийца не будет убит сам».

«Вражда и врождённая ненависть — поистине страшное бедствие и жестокая болезнь, когда они глубоко проникли в сердце даже бессловесным животным, и ничто не может их очистить. Например, мурена ненавидит осьминога, а осьминог враг рака, а мурена и рак жестоко враждуют. Мурена острыми зубами срезает щупальца осьминога, а затем отправляет в желудок и само существо, — и это очень правильно, так как мурена плавает, а осьминог подобен пресмыкающимся. И даже если он меняет свой окрас под цвет камней, даже эта хитрость, по–видимому, не мешает мурене быстро раскусить стратагему этого существа.

Что касается раков, осьминоги душат их в своих объятьях, и когда они преуспевают в убийстве, то высасывают их плоть. Но против мурены рак поднимает свои клешни, и в ярости бросает ей вызов. В этой связи мурена неосмотрительно пытается укусить шипы, которые ее противник выставил вперёд в целях самообороны. Но рак вытягивает свои клешни как две руки и крепко вцепляется в горло мурены с обеих сторон и не ослабляет хватки, в то время как мурена, корчась от боли, пронзает себя в местах, где ухватился рак; и впав в оцепенение и отказавшись от борьбы, в конце концов она падает в изнеможении. И рак поедает своего врага».

«Лисы не знают предела озорства и коварства. Когда они видят процветающее осиное гнездо, они поворачиваются задом к нему и избегают дыры так, чтобы защитить себя от укусов. Но свой хвост, очень густой и длинный, они опускают в отверстие и будоражат ос. И те цепляются за густую шерсть. А когда они запутаются в ней, лисы бьют хвостом о дерево, забор, или каменную стену, и убивают ос ударами. Затем лиса возвращается на прежнее место, собирает оставшихся ос, и убивает их так же как и первую партию. И когда они будут знать, что их уже никто не побеспокоит и не укусит, тогда они просовывают голову и поедают соты без всяких помех и осторожности».

«Когда курица побеждает петуха в драке, она начинает важничать в полном восторге и опускает бороздку, но, однако, не в такой степени как петухи, хотя они делают так, наполняясь гордостью и важничая, более величественно».

«Павлин знает, что он самая красивая птица; и хорошо знает в чем его красота; поэтому он горд и высокомерен, и поднимает самонадеянно перья, которые разукрашены и которые внушают чужакам страх. Летом они позволяют им прикрывать себя без спроса, непреднамеренно. Например, если он хочет напугать кого–то, то поднимает хвостовые перья, качает ими и испускает крик, и свидетели этого в ужасе, как будто испугались звона гоплитских доспехов. И он поднимает голову и помпезно кивает, как будто трясёт тремя оперениями сразу.

Однако, когда ему надо охладиться, он сам поднимает перья, наклоняет их по направлению вперёд и отбрасывает естественную тень на своё тело, предохраняясь от жгучих солнечных лучей. А если есть ветер сзади, он постепенно расширяет перья, и ветерок, который пробивается через них, веет нежно и приятно, позволяя птице охладить себя. Он знает когда надо похваляться, и как какой–нибудь красивый мальчик или прекрасная женщина показывает, что этим качеством превосходит остальных, так и павлин поднимает свои перья в определённой последовательности; и он напоминает цветущий луг или картинку, разукрашенную множеством оттенков краски, и художники должны попотеть, чтобы изобразить его особенные качества. И это доказывается тем, насколько охотно он выставляет себя, позволяя очевидцам разглядывать себя, как поворачивается и старательно демонстрирует разнообразие своего оперения, показывая с предельной гордыней превосходные мидийские наряды и персидскую вышивку.

Говорят, их привезли в Грецию из далёких стран. Поскольку долгое время они были редкостью, павлинов выставляли на обозрение за плату, и в Афинах владельцы каждый первый день месяца дозволяли мужчинам и женщинам изучать их, и от зрелища получали прибыль. Петушок и курочка оценивались в десять тысяч драхм, как Антифон сообщает в своей речи против Эразистрата. Ибо содержание парочки необходимо для их сохранения. Признано, что римлянин Гортензий был первым человеком, который зарезал павлина для пиршества. Но Александр Македонский был настолько поражён видом этих птиц, что грозил самыми суровыми наказаниями всякому, кто убьёт хоть одного павлина».

Примечание переводчика: В 1960-х гг. в Ленинградском зоопарке жил также павлин никогда не раскрывавший хвост, кроме одного момента -- когда его фотографировали. Если кто-либо направлял на него фотооппарат, то павлин приподнимался и расширял своё оперение во всей его красе. После же того, как карточка была сделана, павлин немедленно сворачивал свой пышный хвост и, более не заинтересованный, усаживался обратно.

«Вот способ, которым крокодилы подстерегают тех, кто берет воду из Нила: они прикрывают себя корягой, наблюдая через неё, и подплывают к ним. Вот приближаются люди с глиняными сосудами, кувшинами или горшками. Затем когда человек черпает воду, зверь появляется из под коряги, выпрыгивает на берег, хватает его с неодолимой силой и пожирает. Таковы врождённая порочность и подлость крокодила».


«Человеческий ребёнок не сразу признает своих родителей: он учится этому, и кто–то скажет, принуждается смотреть на отца, приветствовать мать и улыбаться свои родственникам. Тогда как ягнята с первого дня резвятся вокруг своих матерей и знают кто чужой, а кто родной для них. Им не нужно ничему учиться от своих пастухов».

«В Эгионе, ахейском городе, красивый мальчик, уроженец Олена, по имени Амфилох был любим гусем, сообщает Феофраст. Мальчика держали под стражей изгнанники из Олена в Эгионе, и поэтому гусь приносил ему подарки. На Хиосе Главка — арфистка — будучи женщиной необыкновенной красоты, пользовалась обожанием мужчин, но в этом, конечно, нет ничего удивительного, но вот баран и гусь также любили её.

Когда гуси пролетают над Тавром, они опасаются орлов; поэтому каждый из них закусывает в клюве голыш, чтобы не проронить крика, как будто они заткнули себя, и так они летят в молчании, и это средство, обычно, позволяет проскользнуть мимо орлов. Гусь, будучи по природе горяч и вспыльчив, любит купаться и обожает плавать, и предпочитает влажную пищу, траву, латук, и все такое прочее, что порождает прохладу в теле. Но даже будучи истощён голодом, он не будет есть листья лавра или прикасаться к цветкам лавра, ни добровольно, ни против своей воли, ибо он знает, что если съесть хоть немного, то умрёт».

«Лебедь имеет то преимущество над людьми в вопросах наивысшего значения, ибо он знает, когда конец его жизни близок, и, более того, перенося его приближение с бодростью, он получает от Природы благороднейшие дары. Ибо он уверен, что в смерти нет ни боли, ни печали. Но люди боятся чего они не знают, и считают смерть величайшей из бед. Итак, лебедь довольствуется духом, что при приближении конца жизни поёт, и вмешивается в панихиду, как бы сказать, самому себе. Даже Еврипид дал песнь Беллерофонту, приготовляя подобно героя высокой души к смерти. Например, он изобразил его послания душе так: «Благоговел всегда ты к жизни в боге; чужеземцам ты помогал; и никогда не уставал от друзей своих».

И так далее. Так что лебедь тоже поёт свою погребальную песнь, и либо гимн богам, либо пересказ собственных достоинств сопровождает его уход. Сократ также свидетельствует, что поёт он не от горя, а от жизнерадостности, ибо (говорит он) человек, чьё сердце саднит и болит, не имеет досуга ради песни и музыки. Смерть не единственная вещь, которую лебедь встречает мужественно: не страшится он битвы. Но при этом он не будет первым наносить раны, ни дать ни взять здравомыслящий, образованный человек, который отступит перед смутьяном. Тогда как другие птицы придерживаются мира с лебедем, орёл часто нападает на него, хотя почти всегда бывает побеждён, как Аристотель говорит, не только благодаря силе лебедя, но и потому, что справедливость на его стороне».

«Я прознал, что коровы в Сузах знакомы с арифметикой. И это не праздная байка, а засвидетельствовано историей. В Сузах Царь имел много коров, которые каждая ежедневно доставляли по сто вёдер воды в засушливые места парка. Итак, они с особым рвением исполняли работу, которую возлагали на них, или к которой они давно привыкли, и вы бы никогда не увидели их порожними. Если однако их пытались заставить тащить хотя бы на одно ведро больше сотни, они упирались, и ни уговорами, ни ударами невозможно было их сдвинуть. Об этом рассказал Ктесий».

«Вот ещё один пример сообразительности коз. Они хорошо знают, что человеческая слюна смертельна для других животных, и они держатся подальше от этого, так же как мы стараемся избегать всего, что может повредить человеку, если он отведает это. Действительно, бывает так, что человек по своему невежеству и бессознательности глотает яд; но вот коз вышеупомянутый плевок никогда не застанет врасплох. И несомненно, такой плевок является очень действенным средством уничтожения морской сколопендры. Коза, что предназначена на убой хорошо знает об этом: свидетельство тому, что она больше не прикасается к еде. Коза считает недостойным замыкать шествие отары овец, но берет на себя лидерство и возглавляет поход. Во всяком случае она идёт перед ними, будь–то козёл или коза: борода придаёт козлу уверенность, и некий таинственный природный инстинкт ставит самца над самкой».

«Говорят, что и аист подвержен ревности. По крайней мере в случае с Кранноном из Фессалии, который был женат на красивой женщине по имени Алкиноя, и который, оставив ее дома, отправился в путешествие. Но Алкиноя имела сношения с одним из слуг. Аист, который жил в доме, узнал об этом и не потерпел такого, но отомстил за своего хозяина. Во всяком случае он бросился на женщину и выклевал ей глаза.

Я ранее уже говорил о ревности со стороны фиолетовой лысухи, потом о собаке в похожем случае, и вот теперь аист в равной степени был оскорблен нарушением брака».

«Наш великий поэт, предположительно, называл осетра «священной рыбой». В соответствии с одной из версий она редко, но ловится в море возле Памфилии, хотя и здесь едва–едва. Но если она попалась, рыбаки наряжают себя венками и празднуют великую удачу; они также украшают гирляндами рыбацкие лодки и входят в порт под музыку кимвалов и флейт, созывая народ, чтобы засвидетельствовать свой улов.

Другие однако считают, что Anthias, а не эта рыба, священная. А причина в том, что в какой бы то ни было части моря она не появилась, это место, предположительно, освобождается от свирепых созданий и наступает мир между рыбами и всеми теми, кто высматривает себе добычу в водах, тогда как рыбы сами приводят своих мальков без опаски.

Но мне нет дела копаться в тайнах природы, и это правильно, так как лев бежит в страхе от петуха, а также от василиска, а кроме того слон боится свинью. Но те, кто имеет много свободного времени на поиски причин этих явлений, не должны считаться со временем, и в конце концов доберутся до конца своих исследований».

«Я не забыл, что в предыдущем отрывке рассказывал о спаривании гадюки и мурены и как они образуют пару, мурена, выходя из моря, а гадюка из своего логова. Но вот то, что не сказал тогда, скажу сейчас. Когда гадюка намерена соединиться с муреной, для того чтобы выглядеть нежной, как подобает новобрачной, она извергает и выкидывает яд, и затем мягким шипящим звуком, взывает к жениху своего рода брачным напевом. И когда они завершают свои любовные игры, рыба уходит в морские волны, тогда как змея снова проглатывает яд и возвращается в родные логовища».

И далее, много больше: Элиан Клавдий, "В мире животных"
http://simposium.ru/ru/book/export/html/12146